МОСКВА (Рейтер) - Второй по величине госбанк РФ ВТБ сохраняет прогноз чистой прибыли в 200 миллиардов рублей в 2019 году, половину которой банк сможет направить на выплату дивидендов, “если не будет каких-то неожиданностей”, сказал в интервью Рейтер президент госбанка Андрей Костин.
Костин о банковском бизнесе, о долге Мозамбика, о зерновом бизнесе, о доле в En+, о Мечеле.
Ниже следуют полные высказывания Костина:
Мы заработали 128 миллиардов рублей за девять месяцев, и я уверен, что мы выйдем на прогнозируемые 200 миллиардов рублей по итогам года. С чистой прибылью на уровне 200 миллиардов рублей у нас за 2019 год будет около 100 миллиардов дивидендов, из которых примерно 80% приходится на долю государства по привилегированным и обыкновенным акциям.
Таким образом, мы сможем направить 50% от чистой прибыли на выплату дивидендов за 2019 год, если не будет каких-то неожиданностей. Пока рано говорить, но в перспективе они могут возникнуть: правительство, например, обсуждает вопрос о частичном списании долгов ОПК за счёт банков. Для ВТБ это напрямую связано с потребностями в дополнительном капитале.
Как известно, если банк не выполняет требования по капиталу, в том числе по надбавкам, Центральный банк обязан автоматически наложить запрет на выплату дивидендов. Базель III за три года с момента его введения в России потребовал от нас дополнительно 450 млрд рублей капитала. Плюс дополнительные меры, которые принимает Центральный банк, также увеличивают нагрузку на капитал. Арифметика простая: даже если мы закладываем 5% рост активов (а активы у ВТБ 16 триллионов), 5% роста уже требуют порядка 100 миллиардов капитала.
Надо также учитывать, что ВТБ находится под секторальными санкциями: с 2014 года мы не можем заимствовать на внешнем рынке, а раньше имели такую возможность для пополнения капитала. Сейчас для пополнения капитала мы располагаем лишь прибылью. Сегодня нам незачем привлекать капитал у акционера. Ситуацию с его нехваткой мы всегда можем решить за счет дивидендов. Если же возникают какие-то дополнительные потребности, значит, необходимо «залезать» в дивиденды, что мы и сделали в текущем году.
Мы не выкупили долги Мечела перед Сбербанком, мы их обменяли – объем на объем. Там было небольшое расхождение, мы его компенсировали другими долгами. Но ключевое – мы поменяли Евроцемент на Мечел. Главный кредитор Евроцемента – Сбербанк, а главные кредиторы Мечела – ВТБ с Газпромбанком, почти в паритете. Нам проще работать с одним непростым клиентом, чем с двумя, тем более, что мы позитивно смотрим на Мечел. Нам кажется, что по новому графику реструктуризации Мечел вполне в состоянии выплачивать долг. Новый график пока согласовывается, это предмет довольно обширных переговоров. Как-нибудь договоримся, думаю.
Позиция Газпромбанка важна. Всегда проще, когда два, а не три банка работают с заемщиком. Первоначальные переговоры были очень сложными: Сбербанк занимал агрессивную позицию, получив больше привилегий в итоге...
Все считают, что мы всем хотим управлять – это совсем не так. Мы сразу сказали, что управлять Мечелом мы не хотим. Если смотреть вдолгую, то Мечел – вполне эффективная компания. Другое дело, что Игорь Зюзин немного не рассчитал, набрав достаточно дорогих активов в период большого роста цен на уголь не только в России, но и за рубежом – в Европе, Америке, на Украине. Позднее цены присели и инвестиций не хватило.
Эльгинское месторождение потенциально может приносить куда больше денег, но проект требует дополнительных вложений, а в настоящее время маловероятно, что кто-то обеспечит Мечел достаточными средствами на быстрое развитие Эльги. Мы не планируем выдавать Мечелу кредит на выкуп доли Газпромбанка в Эльге.
Мы сразу сказали, что не намерены так увеличивать наш риск, и Зюзин об этом знает, мы с ним говорили. Речи о банкротстве Мечела пока не идет. Если Газпромбанк будет продавать кому-то долги компании, мы будем работать с новым кредитором. Думаю, Зюзин ищет деньги на выкуп доли Газпромбанка в Эльге. Всё должно проясниться к январю-февралю.
КРЕДИТ МЕЧЕЛА НА $500 МЛН ПЕРЕД СИНДИКАТОМ ЗАРУБЕЖНЫХ БАНКОВ
Мы пока не планируем выкуп этого долга, но в процессе реструктуризации мы будем смотреть на планы компании по развитию, и, в зависимости от них, определим дальнейшую стратегию.
Показатели у En+ хорошие, стабильные, выход компании из санкций – позитивная новость. И энергетический комплекс дает хорошую прибыль. Да, стало похуже с алюминием из-за цен. Но в целом En+ целом чувствует себя неплохо.
Да, совет директоров En+ обещал: были заверения, что по итогам работы 2019 года будут выплачиваться дивиденды. Это хорошо, особенно для стоимости акций.
КАКУЮ ДОЛЮ ЧИСТОЙ ПРИБЫЛИ EN+ ГОТОВ НАПРАВИТЬ НА ДИВИДЕНДЫ?
Не знаю, этого решения еще не принималось.
Мы не намерены предпринимать никаких шагов, которые могу создать подобные риски. В случае, где это требуется, решения будут согласовываться с OFAC. В тоже время, я считаю, что санкционный «разгул» как-то успокаивается. По крайней мере, российские санкции перестают быть приоритетом американской политики, поэтому, возможно, постепенно удастся добиться более выгодных условий для En+.
Здесь очень тонкая грань: помните, как тяжело было (компании Олега Дерипаски) из санкций выходить, как критиковали это решение. Хотя в тот момент это был единственный возможный вариант для вывода компании из-под санкций. Это значимая компания, хотя текущие условия для владельцев сложные, безусловно.
При текущем уровне цен (ниже $10 за акцию) мы не рассматриваем продажу акций En+, так как эта цена для акций компании, по нашей оценке, привлекательна, скорее, для покупки. При достижении более высокого уровня мы имеем право продать акции. В любом случае это будет абсолютно коммерческое решение.
Если такой вариант возникнет, почему нет.
Негативно, как и любые враждебные действия по отношению к нашей стране. Я сам под санкциями, поэтому с OFAC не контактирую. Мне кажется, они хорошие бюрократы, они выполняют свою работу, решают задачи, поставленные властью, в данном случае преимущественно законодательной. Там, вроде бы, произошли кадровые изменения, которые могут сделать их более гибкими, менее настроенными против российских компаний.
Я не очень понимаю ожесточенных действий в отношении Олега Дерипаски – он много делал для развития отношений с Западом. Почему против него были направлены санкции? Почему против Вексельберга? Не понятно. Выбор достаточно странный, как и в отношении меня самого.
Новость про то, что Сафмар (семьи Михаила) Гуцериева заключил сделку с Трастом — хорошая новость. Мы находились в контакте с руководством Открытия. И, надо сказать, что компании Гуцериева нормально обслуживают кредиты.
Что касается ситуации в целом, не знаю, почему ЦБ не уследил. Ведь Банк России давно боролся с проблемой кредитования банками их собственников. Практически каждый из рухнувших банков кредитовал собственников на большие операции. Все-таки среди крупных компаний не так много заемщиков, которые не смогли бы погасить кредиты.
У нас существует большая задолженность у крупных заемщиков, но позитивный фактор для них – это снижение ставок. Становится дешевле обслуживать кредиты. Так всегда: есть крупный клиент, с ним есть соглашение, что он платит столько-то, но когда снижают ставки, то все клиенты, хоть и не сразу, приходят с вопросами о снижении ставок. Разве откажешь? С крупными компаниями трудно спорить. На практике мы часто снижаем ставки.
Очевидно, что ставки будут идти вниз. Если так, то высокую маржу уже не получишь. В Европе базовая ставка отрицательная, но и ставки по коммерческим кредитам находятся на минимальном уровне, так что маржинальность крайне низкая. У нас тоже по мере снижения инфляции и ключевой ставки пространство для маневра сужается, и в долгосрочной перспективе маржа банковского сектора будет сокращаться, так что определенная угроза для прибыльности банков присутствует. Когда мы просили снижения ставок, председатель ЦБ (Эльвира Набиуллина) меня предупреждала, что мы еще поплачем.
На январь с банком-консультантом мозамбикского правительства был согласован план реструктуризации долга Мозамбика, но схема пока не утверждена. Мозамбикские власти не говорят нам ни «нет», ни «да», нервно реагируют на комментарии. У нас есть юридический путь – предъявление претензий. Мы будем вынуждены это сделать: подавляющая часть кредитов у нас застрахована, но, чтобы получить возмещение, потребуется предъявить соответствующие претензии правительству Мозамбика. Времени у нас осталось немного: до конца года. Возможно, мы найдем альтернативное решение. В целом, Африка - сложный континент, но перспективный.
Процессу дедолларизации мешают отрицательные ставки по евро. Сложно сказать, в каком направлении будет развиваться монетарная политика в США, и дойдет ли там дело до нулевых или даже отрицательных ставок, но сейчас они находятся на относительно высоком уровне, поэтому доллар имеет преимущество перед евро с точки зрения вложений. Но если и дальше будет идти речь о снижении ставок по доллару, то тогда вопрос дедолларизации станет более актуальным и привлекательным. Отрицательные ставки - это огромная проблема сегодня как для европейского банковского сектора, так и для населения. Постепенно это становится проблемой и для российских банков. Мы снижали долю доллара и в пассивах, и в активах. Ставки по долларовым вкладам также снижены, сейчас они уже не так привлекательны для населения.
Нефть когда-нибудь закончится, а зерно – никогда. Думаю, что в перспективе ближайших нескольких лет, пока бизнес строится, мы еще будем выступать в роли игрока на зерновом рынке. Экспансию мы ещё не завершили. Не исключаем, что будем строить новые зерновые терминалы на Черном море. После того, как консолидируем и упакуем этот бизнес, выйдем из активов.
Нужно. И Минсельхоз, насколько я знаю, считает это нужным. Но мы пока туда не смотрим.
ЗАВЕРШИЛИСЬ ЛИ ПЕРЕГОВОРЫ О ПОКУПКЕ ЗЕРНОВОГО ТЕРМИНАЛА В ТАМАНИ?
Переговоры находятся в финальной стадии. Сторонам осталось уточнить ряд вопросов, планируем это сделать в ближайшее время.
Цивилизованный рынок и прозрачность процессов — важная задача для этой отрасли. Недавно Вьетнам приостановил импорт российской пшеницы по причине ее низкого качества: часть товара грузится в мелководных портах небольшими партиями, перегружается в море, доставляется малотоннажными судами, часто в обход фитосанитарных требований. В итоге страдает репутация всех российских экспортеров зерна.
Мы же хотим, чтобы производитель имел возможность выгодно продать, а потребитель был уверен в качестве поставленного товара. Для этого, как мне кажется, нужна качественная инфраструктура, серьезные и довольно крупные игроки, в том числе в торговле. Пока этот рынок занят крупными международными игроками – Glencore и другими. Поскольку у ВТБ есть достаточно развитый бизнес торговли commodities в Цуге – металлами, нефтью – мы попробуем торговать и пшеницей. Тем более что спрос есть: в первую очередь это арабские страны, которые покупают много, Вьетнам и так далее. Интересный для нас бизнес.
Мы уже купили одного трейдера – Мирогрупп. Других покупок пока не планируем.
У нас есть 50% - 1 акция OЗК. У правительства были планы приватизировать компанию. Минсельхоз возражает против приватизации. Я думаю, что приватизация ОЗК – это не дело ближайшего будущего.
(Не в 2020 году?) Думаю, что нет. Позиция Минсельхоза здесь четкая – они отстаивают регулирование, возможность зерновых интервенций. Мы не видим в этом ничего плохого, будем взаимодействовать. Мы вошли в совет директоров ОЗК - я и еще два представителя ВТБ – так что будем работать.
Технологические новинки делают банковские продукты более доступными для клиентов. В Европе, например, доля ипотеки, которая оформляется онлайн – 75%, а у нас – всего 25%. Есть, над чем работать.
Мы со Сбербанком хотим разного: Сбербанк хочет стать hi-tech компанией, как Яндекс, и Google, и Alibaba. Я не критикую их позицию. Но мы, например, пользуемся возможностями интернета, не создавая его, приложениями в смартфоне, не придумывая смартфон. ВТБ намерен запускать продукты, внедряя и развивая новые технологии, а не создавая обязательно их с нуля.
Например, мы разрабатываем и внедряем элементы искусственного интеллекта строго применительно к банковскому делу - биометрия, скоринговая система - но работать над проблемами искусственного интеллекта в более глобальном контексте мне кажется не наша функция. Конечно, если при этом появятся интересующие нас результаты - будем внедрять их в нашу практику.
Жилищная экосистема, которую мы создаем с партнерами, она как раз про это. В этом эффект синергии — мы выдаем кредиты застройщикам, ипотеку — гражданам. Для решения жилищного вопроса клиенты хотят простых действий и минимальных затрат по времени. Мы интегрируем большое количество услуг, которые возникают по всей цепочке клиентского пути, от желания купить квартиру до решений, связанных с ремонтом, уборкой и переездом. Все, что может сопровождать процессы поиска, приобретения, регистрации, ремонта квартиры, мы с партнерами предлагаем в рамках одной экосистемы.
У нас амбициозный план, мы сформировали сильную команду в IT. Нам говорят, что это лучшие кадры, которых можно было найти на рынке. И нам предстоит набрать еще людей. Программа цифровой трансформации банка рассчитана на определенный период и у нас не так много времени, чтобы все перевернуть. Новая технологическая платформа сделает банк более надежным, потому что можно сколько угодно хвастаться достижениями, но когда система встаёт на полдня, уровень технологий перестаёт иметь значение.
Люди, которых мы наняли, в том числе из Сбербанка, Газпромбанка и других наших ведущих финансовых учреждений говорят, что они сделают все, чтобы на базе имеющегося у них опыта избежать ошибок. Процессом трансформации руководит Вадим Кулик, я дал ему карт-бланш. Он уже начал активные действия, запустил ряд первоочерёдных изменений, нашел взаимопонимание с руководителями ключевых бизнесов банка, что, на мой взгляд, самое главное.
Я часто выступаю на конференциях, где спикеры говорят, что надо многое поменять в стране, чтобы все заработало лучше. Мы говорим об этом много лет – ситуация порой движется медленно, поскольку многие структурные реформы требуют длительного времени. Сегодня я упираю на простую вещь: у нас есть деньги для национальных проектов. Честно сказать, другого такого резерва развития экономики я сегодня не вижу. Главное, чтобы их не украли, чтобы все эти деньги были потрачены эффективно.
Нацроекты пока медленно раскручиваются. Это особенность российская - медленно запрягаем, потом быстро побежим. В целом важно, чтобы нацпроекты смогли к себе притянуть достаточное количество частных инвестиций, обеспечив более быстрый экономический рост. Мне кажется, это сегодня главный фактор, сравнимый с процессами глобальных экономических изменений в США после периода Великой Депрессии. Депрессии у нас, правда, нет, ситуация стабильная – и по клиентам мы видим, что ситуация не ухудшается. Но ускоренное развитие обеспечит именно сочетание частных и крупных государственных инвестиций.
Я уверен, что можно было бы также посмотреть на нашу налоговую политику, в том числе налогообложение частных лиц с низкими доходами. Возможно, предоставить определенные льготы по НДФЛ или другим налогам людям с доходами ниже прожиточного минимума. Это было бы правильно с точки зрения корректировки социального неравенства и в определенном смысле прагматично: люди с низкими доходами потратят высвободившиеся деньги на потребление, повысится спрос, что, в свою очередь, положительно повлияет на экономический рост. Это незначительно снизит доходы бюджета, но бюджет сейчас в профиците. Также можно было бы частично переложить налоговое бремя на более состоятельных граждан. Определенные резервы в этом отношении сегодня есть.
Что касается налогов для бизнеса, то после повышения НДС в этой части изменений достаточно. Можно похвалить наши власти – они обеспечили снижение инфляции и макроэкономическую стабильность. Остальные проблемы – закоренелые, их тяжело решать: судебная система, административное давление. Даже представители правительства порой жалуются, что им самим непросто находить решения и добиваться реализации по тем же нацпроектам и так далее. Я не хочу преувеличивать свои ожидания, но когда правительство начинает разумно инвестировать деньги, привлекая при этом частные инвестиции, прежде всего российские, то появляются шансы подняться над планкой выше 1% роста и начать более успешно двигаться. Я бы связывал предстоящий рост прежде всего с этими факторами.
Мне кажется, нужно упрощать процесс принятия решений и получения согласований на всех уровнях. Процедуры для бизнеса не должны быть такими сложными. С одной стороны, мы обложились мерами по борьбе с коррупцией, пытаемся это контролировать. С другой стороны, бизнесу нужно давать возможности принятия быстрых и эффективных решений. Бизнес, который связан сегодня с государственными деньгами, просто боится: любая ошибка может привести к уголовным делам. Так тоже нельзя. И в бизнесе должны быть элементы свободы творчества, даже когда работаешь с государственными компаниями или по государственным программам.
У нас, к сожалению, права бизнеса, да и вообще свобода бизнеса, оставляет желать лучшего. Несмотря на то, что мы улучшаемся, все равно существует огромное количество разрешительных документов, согласований и прочих бюрократических процедур. И самое обидное, что это всё равно порой не защищает от воровства и коррупции, в том числе и со стороны самого бизнеса. Много говорится о цифровизации экономики, но посмотрите, какое количество ведомств от нее далеки.
Я к этому отношусь более прагматично чем, как мне кажется, Центральный банк: у нас в стране не так много субъектов, которые могли бы инвестировать, вкладывать, вести большие проекты. Практически отсутствуют фонды прямых инвестиций или хедж-фонд. Кто-то должен это делать, и в этом плане ВТБ выступает в роли своего рода инвестфонда.
Я недавно узнал, что ещё менее двух десятков лет назад Deutsche Bank владел казино в Лас-Вегасе, а один из ведущих инвестиционных американских банков имел в собственности горнолыжный курорт в Японии. Многие банки на какой-то стадии делали инвестиции в совершенно иные от их основной деятельности области. Поэтому неправильно говорить, что ВТБ всегда вынужденно приходит в смежные отрасли. Да, с сельским хозяйством отчасти так получилось – мы сначала приобрели залоги, а потом уже стали думать о сельском хозяйстве. Но в целом это не всегда так.
У ВТБ на сегодня нет в планах новых крупных поглощений. Нам вполне достаточно активов. Также мы избавляемся от прямого управления телекоммуникационным бизнесом, будем только миноритарным акционером Ростелекома.
У меня в целом есть мечта освободиться от непрофильных активов и заниматься исключительно банком. Тогда времени будет больше на детей, на личную жизнь. Но, как говорят, вход – 1 рубль, а выход – 2...
Источник: ru.reuters.com